Своеобразие романтизма Батюшкова. Белинский о его поэзии.

Константин Ник. Батюшков вошёл в историю литературы 19 века как один из зачинателей романтизма. В основу его лирики легла « Легкая поэзия», которая в его представлении ассоциировалась с развитием малых жанровых форм, выдвинутых романтизмом на авансцену русской поэзии.

Родился 1787 г. в Вологде. Он принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду.

Всё творчество Батюшкова можно разделить на 4ре периода:

1802-08 г. – ученический

1809 – 12 – оригинальное творчество

1812 – 1816г – духовный и поэтический кризис

1816-23г – попытки его преодоления, выход к новым рубежам творчества

Итак, поначалу общие жизненные и эстетические представления юного Батюшкова сочетаются с резко выраженными литературными вкусами. Поэт на стороне тех, кто ценить «легкую поэзию» и малые жанры. Поэтические ориентиры – французская просветительская философия и античные авторы, изучением которых Батюшков занимался в ученические годы. В 1806г в « Любителе Словесности» публикуется стихотворение Б. « Мечта». Б. трактует её как путь к духовной свободе, ведь суета жизни – удел глупцов.

Любовь, юность, веселье – вот истинные ценности подлинных мудрецов, подобных Анакреону. Эту линию поэт продолжает и в творчестве второго периода, периода, когда оформление получает его «маленькая философия», или философия « Маленького человека». Она заключала убежденность в том, что чувственные и духовные земные наслаждения доступны человеку с добродетельной душой, что личное счастье доступно одинокой личности в мечтах, в уединении от окружающей среды. Наслаждение дарами жизни (эпикурейство) и гедонизм (стремление к добру, понимаемому как наслаждение) и становятся мечтами Батюшкова. Сознание разрыва между мечтой и действительностью заставляют поэта, подобно всем романтикам, обособить личный внутренний мир, сделав его своего рода центром Вселенной. Поэт и сам чувствовал, что в жизни его воображение не может сбыться, поэтому ему был свойственен скептицизм. Сочетание эстетически возвышенного наслаждения и скептическое сознание его вымышленного характера придаёт исключительное своеобразие лирике Батюшкова.

« Маленькая философия» и « легкая поэзия» в сознании Батюшкова это не только мировосприятие, но и язык. Поэт предлагает отказаться от употребления устаревших форм в пользу ясного смысла. В изображении героя, как и Жуковский, Батюшков склонен к сосредоточению на внутреннем мире, однако его герой – более определен, передан через видимые признаки – мимику, жесты, движение, позу.

Во всей лирике 9 – 11 годов возникает образ чувственной юности (« Вакханка»), бурно проявляющей страсть, но страсть не как бездумное торжество природы, а нечто изящное, грациозное, целомудренное. Наслаждению любовью трансформируется в наслаждение жизнью, её естественными радостями. Итогом этого периода можно считать стихотворение « Мои Пенаты». Поэт погружает читателя в домашнюю обстановку, вовлекает в задушевную беседу, о том, что ему близко и дорого. НЕ зря он выбирает жанр послания. В «Пенатах» Батюшков соединяет мечту о прекрасном и поэзию с обыденной обстановкой. Мечта спустилась на землю и нашла приют в шалаше. Портрет поэта, который нарисован в « Моих пенатах» и других стихотворениях, не тождественен точной биографии самого Батюшкова. Его лирический герой - необычайно страстный молодой покоритель сердец, вечно беспечный и ленивый философ, наслаждающийся обществом друзей в ожидании возлюбленной. Сам же Батюшков ничем из перечисленного не отличался. Однако, это не отнимает психологической правдивости его героя. Сотворённый Батюшковым поэтический портрет бесконечно обаятелен и жизнелюбив. Однако, вскоре всё переменяется. Наступает 1612 год, Батюшков видит разорённую Москву, варварство и вандализм Франции, идеалам которой он поклонялся. Не во что стало верить, не на чём основать мечту. Перед лицом исторической катастрофы поэт отказывается воспевать любовь и радость. Мир представился поэту хаотичным, в нём не было объёдиняющей идеи. И Батюшков кинулся искать положительные основы миросозерцания. Переосмысливая исторические реалии, он приходит к новому типу элегии – элегическая тоска получает историческую мотивировку. А отличительным мировосприятием поэта становится трагизм. Разочарование в действительности поэт объясняет ходом самой истории, независимо от социально-общественного устройства. В элегии « На развалинах замка в Швеции» Батюшков задумывается над превратностями бытия, задаётся вопросами, почему погибают лучшие, а жизнь превращается в «мертвый сон». Новаторство автора состоит в том, что разочарование получает историческую мотивировку, благодаря чему элегия становится медитацией на философско-историческую тему о превратностях безжалостной судьбы. Итогом печальных размышлений об участи человека становится «К другу», обращённое к Вяземскому. Земная жизнь – это не вечные наслаждения, а вечные утраты. В поисках выхода Батюшков приходит к религии и начинает думать о земном бытии как о приготовлении в потустороннему блаженству.

Интерес к античной литературе, к стремлению к совершенству формы, гармонии частей, пластичности. По этим признакам Белинский готов назвать его классиком, т.к романтизм Жуковского – туманный и неопределенный. Он не принимает современную действительность, не удовлетворяющим не этическим, ни эстетическим идеалам поэта. Он утверждает личность и ее внутреннее начало как высшую ценность, призывает к независимости и свободе от лжи и мелочности света. Ранний романтизм складывается в течение, которое становится одним из разновидностей романтического направления в целом – элегическйи или мечтательный романтизм. Поэзия Б, как и Жуковского, отразила ранний этап социально – исторического перелома, начавшегося в России. Для него характерна большая противоречивость, внутренняя борьба прогрессивных и регрессивных тенденций.

Белинский утверждал, что своеобразие романтической формы определяется оригинальной идее:1.идея свободы, 2.свободнй личности, 3. человека в его собственном достоинстве, независимом от сословного ранга. Пониманию свободы соответствует характер романтического протеста против существующей действительности, они не приемлют окружающего мира. Противопоставляя «мечтательный» мир реальному, романтик стремится воплотить этот мир в образах. Поэтому романтический образ, отражая элементы действительности, становится воплощением элементов романтического мира, созданного воображением поэта, его мечты и идеала. Лирика приобретает характер поэтической исповеди, творческого дневника.

В стихотворении «К друзьям», являющимся посвящением к «Опытам», Батюшков просит принять список его стихов, в которых можно найти чувства, историю.

Основную роль в романтическом творчестве занимает эмоциональная окраска слова, предметное же значение слова ослабляется.

Б употребляет романтические эпитеты: сладкое мечтанье, ужасная минута, отчизны милый край, печальная опытность.

Статья «Нечто о поэте и поэзии» - Батюшков начинает романтическим определением поэзии как «сочетание воображения, чувственности, мечтания».Он рассматривает поэзию как субъективный отклик поэта на происходящие явления. Источником поэзии является человек.

Вторая статья Б «Речь о влиянии легкой поэзии на язык» - такая поэзия приносит пользу языку и образованность. Борьба за высокое совершенство поэзии и составляет гражданское служение поэта. Общественная борьба не благоприятсвует успехам литературы.

Б был прав в своем стремлении поднять значение русской легкой поэзии – простых человеческих чувств, земных радостей, личной свободы, независимости от придворных уз («Мои пенаты»).

Он влиял на поэзию Пушкина. Был его учителем в поэзии, как это видно в лицейских стихотворениях. Все, что было существенно в его (а также Державина и Жуковского), поэзии, пресуществилось поэзии Пушкина, переработанное ее самобытным элементом. Батюшков впервые, до Пушкина, дал антологический слог, в котором показал все возможности русского языка. После этого Пушкину не стоило слишком большого шага вперед начать писать таким антологическими стихами. Совершенство антологического стиха Пушкина – совершенство, которым он много обязан Батюшкову. Влияние Батюшкова на Пушкина, особенно заметно в стихе, столь артистическом и художественном: не имея Батюшкова своим предшественником Пушкин, вряд ли смог бы выработать себе такой стих. Батюшков много способствовал тому, чтобы Пушкин явился таким, каким он действительно явился. Он передал ему почти готовый стих.

Для Батюшкова основной критерий оценки художественного произведения - это понятие «вкуса». «Вкус» Батюшкова проявляется в том единстве формы и содержания, которое почти всегда присутствует в его поэзии. Батюшков требует от поэта точности и ясности. Самого Батюшкова привлекают не просто яркие краски. В его динамических картинах мы почти физически ощущаем конкретные детали: «счастливый Иль де Франс, обильный, многоводный», «огромный бог морей», «под эту вяза тень густую»...

Батюшков не изобретает новые слова (что мы увидим в творчестве Языкова) и очень редко новые сочетания («развалины роскошного убора»). Поэт смело использует в своих стихотворениях архаизмы («согласье прям», «зане»), славянизмы («десница», «веси», «стогны»); философскую «лексику» («соразмерность», «явленья», «равновесье»); разговорные выражения.

В его элегии «Таврида» (1815) мы находи те же особенности стиля; с «возвышенной фразеологией» («под небом сладостным полуденной страны», «под кровом тихой ночи») мирно сочетаются обиходные слова («сельский огород», «простая хижина»).

Автор смело вставляет в поэтический текст пословицы («А счастие лишь там живет, // Где нас, безумных, нет», «День долгий, тягостный ленивому глупцу, // Но краткий, напротив, полезный мудрецу»; «Здесь будет встреча не по платьям»).

Современники в стихах Батюшкова особенно ценили гармонию, музыкальность, «сладкозвучие». «Никто в такой мере как он не обладает очарованием благозвучия, - писал В.А. Жуковский. - Одаренный блестящим воображением и изысканным чувством выражения и предмета, он дал подлинные образцы слога. Его поэтический язык неподражаем... в гармони выражений». «Звуки италианские, что за чудотворец этот Батюшков», «прелесть и совершенство - какая гармония», - восхищенно писал Пушкин, делая свои замечания на «Опытах» Батюшкова.

Плавность и музыкальность ритма - вот чем особенно пленяет поэзия Батюшкова. Так, в стихотворении Батюшкова «Песнь Гаральда Смелого» (1816) картина плавания по бурному морю получает звуковую окраску благодаря постоянной аллитерации «л» - «р» - усиление нагнетания этих звуков характерно для всего стихотворения. Приведем лишь одну строфу:

Нас было Лишь тРое на Легком чеЛне;
А моРе вздымаЛось, я, помню, гоРами;
Ночь чеРная в поЛдень нависЛа с гРомами,
И ГеЛа зияЛа в соЛеной воЛне.
Но воЛны напРасно, яРяся, хЛестаЛи,
Я чеРпал их шЛемом, Работал весЛом:
С ГаРаЛьдом, о дРуги, вы стРаха не знаЛи
И в миРную пРистань вЛетели с чеЛном!

В этом стихотворении интересны и звуковые повторы (Стена, Станина, приСТань, хлеСТали), которые придают стиху большую выразительность. Фонетическая гармония - это тот фон, на котором с удивительной силой проявляется поэтическое своеобразие Батюшкова.

Ритмический эффект достигается различными способами. Поэт любит анафору:

Ему единому, - все ратники вещали, -
Ему единому вести ко славе нас.

(«отрывок из I песни» «Освобожденного Иерусалима») (1808).

Прибегает он и к инверсии («Я берег покидал туманный Альбиона» - расположение слов зависит от ритма стиха); перемежает различные ямбы (часто шести-, пяти- и четырехстопные); любит усеченные прилагательные:

Воспел ты бурну брань, и бледны эвмениды
Всех ужасов войны открыли мрачны виды...
Рассеял... нежны красоты...
То розы юные, Киприде посвященны...
А там что зрят мои обвороженны очи?

«К Тассу», 1808

Батюшков смело сочетает различную лексику, разные стили. У позднего Батюшкова эта разностильность употребления «выполняет ответственнейшую задачу разрушения гармоничного образа мира, - пишет Н. Фридман, - Батюшкову нужно, чтобы читатель с наибольшей живостью воспоминаний переживал глубину утраты, чтоб он узнавал прекрасное, прежде чем его потерять».

Обобщая все сказанное, можно определить историко-литературное значение К.Н. Батюшкова словами В.Г. Белинского: «Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно.

Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением».

Вопросы о творчестве К.Н. Батюшкова

1. В каких жанрах пробует свои силы Батюшков?
2. Какая основная идея его «анакреонтической» лирики?
3. Какой тип сатиры использует Батюшков?
4. В каком жанре с особой силой расцветает его талант?
5. Что нового внес Батюшков в русскую поэзию?
6. Можно ли утверждать, что Батюшкову удалось воссоздать «антологический» стих?
7. Можно ли согласиться, что своей поэзией Батюшков создал красоту «идеальной» формы?
8. Что отличает поэтический язык Батюшкова?
9. Согласны ли вы со словами Белинского, что в лирике Батюшкова «старое и новое дружно жили друг подле друга, не мешая одно другому»?
10. Удалось ли Батюшкову создать собственную «школу»?
11. Каково основное отличие поэзии Батюшкова от поэзии Жуковского?
12. Как можно определить роль Батюшкова и его значение в истории русской поэзии?

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО

ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Филологический факультет

Кафедра литературы

Философская лирика К.Н. Батюшкова

Курсовая работа

Выполнила: Федотова Е.А.

студентка ОЗО 3 В

Научный руководитель: к.ф.н.,доц.

Манаенкова Е.Ф.

Введение

Глава 1. Жизнь и творчество К.Н. Батюшкова

1.1 Биография К.Н. Батюшкова

1.2 Становление философской лирики К.Н. Батюшкова

Глава 2. Анализ философской лирики Батюшкова

2.1 Философские мотивы в стихотворениях К.Н. Батюшкова

2.2 Религиозно-философский смысл стихотворений К.Н. Батюшкова

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

К.Н. Батюшков (1787 - 1855) - один из талантливейших поэтов прошлого века, представитель философской лирики.

Творчество крупнейшего русского поэта начала XIX века Константина Николаевича Батюшкова -- явление поистине уникальное.

Будучи литературным учителем Пушкина, Батюшков является его предшественником и в социальном отношении. В его поэзии впервые зазвучал в русской литературе с тех пор до конца века не замолкавший в ней голос деклассирующегося представителя старинного, но обнищавшего дворянского рода.

В.Г. Белинский писал: «Батюшков, как талант сильный и самобытный, был неподражаемым творцом своей особенной поэзии на Руси». Действительно, поэзия Батюшкова прочно вошла в золотой фонд русского классического искусства слова. Лучшие образцы лирики Батюшкова прошли проверку временем: они и сейчас воспитывают в наших современниках благородство чувств и безупречный эстетический вкус. Создателем этих редких художественных шедевров был человек, жизненная судьба которого сложилась весьма трагично.

Творчество Батюшкова относится к эпохе царствования Александра I, когда политика правительства была отмечена внешним либерализмом, но на самом деле оставалась реакционной. Не приходится удивляться тому, что русская действительность казалась поэту совершенно безотрадной и мрачной. Общественное положение писателей, создававших русскую литературу первого двадцатилетия XIX века, было двусмысленным и тяжелым. Их постоянно третировали как «низший сорт» людей, не имеющих права на уважение, и Батюшков всегда остро ощущал униженность своего положения «сочинителя». Бедность, неудачи в личной жизни, душевная болезнь, - все это наложило отпечаток на мироощущение поэта, способствовало проникновению философских мотивов в его лирику.

Среди исследований, посвященных творчеству К.Н. Батюшкова, следует отметить работы А.Л. Зорина, Н.Н. Зубкова, В.А. Кошелева, В.Д. Левина, И.А. Пильщикова, О.А. Проскурина, Н.В. Фридмана и др.

Цель данного исследования - изучение философской лирики К.Н. Батюшкова. поэт батюшков философский лирика стихотворение

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

1. Изучить биографию К.Н. Батюшкова;

2. Проследить становление философской лирики К.Н. Батюшкова;

3. Дать анализ философских мотивов в стихотворениях К.Н. Батюшкова;

4. Выявить религиозно-философский смысл стихотворений К.Н. Батюшкова.

ГЛАВА 1. ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО К.Н. БАТЮШКОВА

1.1 Биография К.Н. Батюшкова

Константин Николаевич Батюшков (1787-1855) родился 18(29) мая 1787 в Вологде, раннее детство провел в вотчине отца Даниловском (неподалеку от Бежецка Тверской губернии). Карьера его отца, Николая Львовича, принадлежавшего к старинному дворянскому роду, не задалась: уже в возрасте 15 лет он был удален из Измайловского полка из-за ссылки своего дяди, замешанного в заговоре против Екатерины II в пользу ее сына Павла. Мать Батюшкова вскоре после рождения сына сошла с ума и умерла, когда ему было 8 лет.

В десятилетнем возрасте Батюшкова отдали в Петербургский пансион француза Жакино, затем - в пансион итальянца Триполи. Особенно ревностно он изучал иностранные языки - французский, итальянский, латынь, отличаясь среди сверстников склонностью к чужеземным языкам и литературе.

После окончания пансиона вынужден был поступить на службу делопроизводителем в Министерство народного просвещения, что ему претило. Зато на службе познакомился с молодыми людьми, дружба с которыми еще долгие годы его поддерживала. Особенно сблизился он с поэтом и переводчиком Н.Гнедичем, к литературным советам которого относился внимательно всю свою жизнь. Здесь же Батюшков знакомится с членами Вольного общества любителей словесности, наук и художеств: И.Пниным, Н.Радищевым (сыном), И.Борном, благодаря которым стал сотрудничать с некоторыми московскими журналами.

Первое большое стихотворение Батюшкова «Мечта» судя по всему было написано в 1804 г., а опубликовано в 1806 г. в журнале «Любитель словесности». Это стихотворение Батюшков особенно любил: переделывал его в течение многих лет, кропотливо и внимательно заменял одни строки другими, пока не остановился на редакции 1817 г. Уже в первых поэтических опусах он отказывается от традиции высокой оды 18 в., его излюбленными жанрами становятся элегии и дружеские послания.

В 1805 г. журнал «Новости русской литературы» опубликовал еще одно стихотворение Батюшкова «Послание к стихам моим», после чего его небольшие лирические стихотворения (как их тогда называли, пьесы) начинают появляться на страницах печати и имя автора становится известно в литературных кругах.

Во многом на формирование литературных вкусов Батюшкова повлияли его двоюродный дядя Михаил Муравьев, в основном прозаик, писавший, однако, и стихи, и, конечно же, кумир тогдашней молодежи историк и писатель Николай Карамзин, произведения которых во многом предопределили будущий расцвет элегической поэзии.

Поэт и критик 20 в. Вл.Ходасевич так писал о том переходном периоде русской словесности: «Уже взорвалась первая мина, подложенная под классицизм сентиментализмом Карамзина... перед новыми силами открывалось обширное поле. Жуковский и Батюшков пытались обрести «новые звуки...».

Казалось, созданный лишь «для звуков сладких и молитв», Батюшков резко меняет свою жизнь: в 1807 записывается в ополчение и отправляется на войну с Наполеоном в Восточную Пруссию. Получает тяжелое ранение под Гейльсбергом, остается на некоторое время для излечения в доме рижского купца.

В 1807 некоторое время живет в Петербурге, где сближается с семьей А.Н.Оленина, близкого друга к тому времени покойного Муравьева. Здесь он чувствует себя как дома. В обществе, которое собиралось в доме Оленина (в числе гостей был и давний друг Батюшкова Н.Гнедич), идеалом прекрасного считалась античность, что вполне соответствовало литературным склонностям Батюшкова.

В 1808 г., выздоровев окончательно, вновь отправляется в армию, на этот раз в Финляндию, где не принимал участия в военных действиях, зато целый год провел в походах.

В 1809-1811 гг., находясь уже в своей деревне Хантонове и вновь предаваясь литературным занятиям, пишет ряд стихотворений, поставивших его в глазах просвещенной читающей публики в ряд лучших поэтов. Это элегическое «Воспоминание 1907 года», лучшие переводы из римского поэта Тибулла, большое дружеское послание к Жуковскому и Вяземскому, «Мои пенаты» и сатира «Видение на берегах Леты». Созданная под впечатлением литературных споров тех лет, она получила широкое распространение и четко определила место Батюшкова в «войне старого слога с новым».

Вскоре Батюшков перебирается в Москву, где его ожидают новые впечатления и знакомства. Прежде всего это - те самые сторонники новой поэзии, сторонники Карамзина, на чью сторону он встал столь безоговорочно. Это - будущие члены литературного общества «Арзамас» - В.Жуковский, Вас.Пушкин, П.Вяземский и сам Карамзин, с которым Батюшков лично знакомится. В то же время денег с имения не хватало, и он ищет службы как для дохода, так и для «положения в обществе», мечтает о дипломатической карьере, которая кажется ему наиболее подходящим занятием. В начале 1812 г. приезжает в Петербург, где Оленин устроил его на службу в Публичную библиотеку.

С этого времени Батюшков почти не жил на одном месте более полугода. Он искал способ преодолеть скуку, хандру, освободиться от тяжелых минут душевной пустоты - от того несчастья, которое его преследовало всюду. Первой такой попыткой был уход в "легкую поэзию".

Стихи Батюшкова этого периода - в основном вольные переводы из Тибулла (три "Тибулловых элегии"), Э. Парни ("Ложный страх", "Привидение", "Мадагаскарская песня", "Источник", "Вакханка"), Ж.-Б. Грессе ("Мои Пенаты"), Д. Касти ("Радость", "Счастливец"). В них поэт воспевал идеал эроса - быстротечные наслаждения, веселье, любовные забавы, свободу и безмятежность.

Война 1812 стала потрясением для Батюшкова. Он не мог постичь, как французы, этот «просвещеннейший» народ, зверствовал на захваченных землях: «Москвы нет! Потери невозвратные! Гибель друзей, святыня, мирное убежище наук, все осквернено шайкою варваров! Вот плоды просвещения, или лучше сказать, разврата остроумнейшего народа... Сколько зла! Когда ему конец? На чем основать надежды?..» .

Болезнь не позволила Батюшкову сразу принять участие в военных действиях. В Москве он оказался накануне Бородинского сражения, потом был вынужден уехать вместе с теткой Муравьевой в Нижний Новгород и попал в Москву уже после ухода французов. Отсюда он писал Гнедичу: «Ужасные поступки вандалов, или французов, в Москве и в ее окрестностях... вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством».

В 1813 - 1814 годах Батюшков участвовал в заграничном походе русской армии против Наполеона и многократно рисковал жизнью "на поле чести". Будучи адъютантом прославленного генерала Н. Н. Раевского, он под Дрезденом "чуть не попал в плен, наскакав нечаянно на французскую кавалерию", в сражении близ Теплица был "в сильной перепалке", героически проявил себя в Лейпцигской "битве народов" (4 - 6 октября 1813 года) и при штурме Парижа (18 - 19 марта 1814 года). Под Лейпцигом был ранен Раевский и погиб старинный друг Батюшкова (еще с первого "прусского" похода) полковник И. А. Петин, образ которого отразился в стихах поэта ("Тень друга") и в его прозе ("Воспоминание о Петине").

Война повлияла и на поэтическую форму сочинений Батюшкова. Чистый жанр элегий мало подходил для описания войны, и он начинает тяготеть к оде. Например, в стихотворениях «Переход через Рейн» (1816) или «На развалинах замка в Швеции» (1814), где одическое и элегическое начало причудливо переплетаются, и, по мнению литературоведа Б.Томашевского, «в этой монументальной элегии душевные излияния поэта облекаются в формы исторических воспоминаний и размышлений о минувшем». «Медитативной элегией с историческим содержанием» можно назвать большинство лучших элегий Батюшкова.

В качестве адъютанта генерала Н.Раевского поэт был направлен в Дрезден, где участвовал в сражениях, а после ранения генерала последовал с ним Веймар. Вернулся в действующую армию уже к концу кампании, присутствовал при капитуляции Парижа, затем прожил в столице Франции два месяца, увлеченный ее пестрой, красочной, несмотря на военное время, жизнью. Возвращение на родину и радовало, и страшило, его настроение становилось все тревожнее, порою одолевали приступы отчаяния и уныния. В одном из писем он говорил, что вскоре должен возвратиться в страну, где так «холодно, что у времени крылья примерзли». А в стихотворении «Судьба Одиссея» (вольный перевод из Шиллера, 1814) явно просматриваются аналогии героя-странника из эпоса Гомера с самим автором, не узнающим своей родины:

Казалось, небеса карать его устали

И тихо сонного домчали

До милых родины давно желанных скал,

Проснулся он: и что ж? отчизны не познал (4,45).

Из Парижа через Лондон и затем Швецию он возвращается в Петербург, где останавливается в семье Олениных и где его ждет еще одно потрясение - он вынужден отказаться от брака с А.Фурман, сомневаясь в искренности чувств своей избранницы. В конце 1815 г. подал в отставку и занялся подготовкой к печати своих произведений, собрание которых решил назвать «Опыты»: 1-й том - проза, 2-й - стихи. Активно участвует в литературной жизни Москвы. В 1816 г. его избирают в члены Московского общества любителей русской словесности, и при вступлении он произносит программную речь «О влиянии легкой поэзии на русский язык». В ней он сформулировал идеал легкой поэзии, основанной на ясности, гармоничности, простоте языка: «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях». «Ясность, плавность, точность, поэзия и... и... и... как можно менее славянских слов», - писал он еще в 1809 г.

В Петербурге становится членом Вольного общества любителей словесности. И, наконец, в октябре 1816 г. его включают в «Арзамас» - общество, в котором объединились все его друзья карамзинисты, оппоненты консервативной «Беседы русского слова» во главе с Шишковым.

1816-1817-е гг.- период наибольшей известности Батюшкова. И хотя жизнь вокруг него, кажется, кипит, а сам он находится в зените и славы, и творческих сил, тема наслаждения жизнью, упоения поэзией и природой отходит на задний план, а мотивы уныния, разочарования, сомнений проявляются с особой, щемящей силой. Особенно это заметно в, быть может, самой знаменитой элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» (1817).

Батюшков не только высоко ценил творчество итальянского поэта, но находил или предвидел много общего в их судьбах. Так, в авторском примечании к элегии он писал: «Тасс, как страдалец, скитался из края в край, не находил себе пристанища, повсюду носил свои страдания, всех подозревал и ненавидел жизнь свою как бремя. Тасс, жестокий пример благодеяний и гнева фортуны, сохранил сердце и воображение, но утратил рассудок».

Батюшков недаром говорил: «Чужое - мое сокровище». Воспитанный на французской литературе, учась элегическому направлению у французского поэта Парни, он особенно вдохновлялся итальянской поэзией. В.Белинский писал: «Отечество Петрарки и Тасса было отечеством музы русского поэта. Петрарка, Ариост и Тассо, особливо последний, были любимейшими поэтами Батюшкова». Античная лирика тоже была его родным домом. Переложения и переводы римского поэта Тибулла, вольные переводы греческих поэтов (Из греческой антологии), да и оригинальные стихи поэта, возможно, отличаются особой музыкальностью, богатством звучания именно потому, что автор воспринимал иные языки как родные, потому, что, по выражению О.Мандельштама, «стихов виноградное мясо» «освежило случайно язык» Батюшкова.

Его идеалом было достичь в русском языке предельной музыкальности. Современники воспринимали его язык как плавный, сладостный. Плетнев в 1924 писал: «Батюшков... создал для нас ту элегию, которая Тибулла и Проперция сделала истолкователями языка граций. У него каждый стих дышит чувством; его гений в сердце. Оно внушило ему свой язык, который нежен и сладок, как чистая любовь...».

В 1815 - 1816 годах Батюшков по-прежнему ведет страннический образ жизни: Петербург, Хантоново, Вологда, Каменец-Подольский, Москва, снова Хантоново... Он переживает острейший духовный кризис. "Скажи мне, - пишет он Жуковскому, - к чему прибегнуть, чем занять пустоту душевную; скажи мне, как могу быть полезен обществу, себе, друзьям!.. К гражданской службе я не способен. Плутарх не стыдился считать кирпичи в маленькой Херонее; я не Плутарх, к несчастию, и не имею довольно философии, чтобы заняться безделками. Что же делать? Писать стихи? Но для того нужна сила душевная, спокойствие, тысячу надежд, тысячу очарований и в себе, и кругом себя...".

Батюшков не находил себе места: то он стремился в Петербург, то в Москву, то надолго уезжал в любимое Хантоново, имение матери в Череповецком уезде тогдашней Новгородской губернии. Беспощадная характеристика, данная Батюшковым самому себе (в третьем лице), показывает, что он понимал свое состояние: "Ему около тридцати лет... Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен как полотно. Он перенес три войны, и на биваках бывал здоров, в покое -- умирал!.. Он вспыльчив, как собака, и кроток, как овечка. В нем два человека”

В этот период к Батюшкову приходит литературный успех и слава "первого поэта" России. Но пишет он все меньше, и пишет совсем не то, чего от него ожидают. Он отказывается от сатир и эпиграмм. Он вовсе уходит из "веселых цветников" анакреонтики. В его творчестве появляются философские и религиозные размышления ("К другу", "Надежда"), мотивы трагической любви ("Разлука", "Пробуждение", "Элегия") и извечного разлада художника-творца с действительностью ("Гезиод и Омир, соперники").

1816-1817-е гг. большую часть времени Батюшков проводит в своем имении Хантонове, работая над «Опытами в стихах и прозе». «Опыты» - единственное собрание его сочинений, в котором он принимал непосредственное участие. Состояли «Опыты» из двух частей. Первая включает статьи о русской поэзии («Речь о влиянии легкой поэзии на русский язык»), очерки о Кантемире, Ломоносове; путевые очерки («Отрывок из писем русского офицера о Финляндии», «Путешествие в замок Сирей»); рассуждения на философские и нравственные темы («Нечто о морали, основанной на философии и религии», «О лучших свойствах сердца»), статьи о своих любимых поэтах - Ариосте и Тассе, Петрарке. Во второй части - стихи, расположенные по разделам, или жанрам: «Элегии», «Послания», «Смесь»... «Опыты», своеобразное подведение итогов, вышло в свет в октябре 1817 г., и Батюшков надеялся начать новую жизнь, продолжая хлопотать о дипломатической карьере и стремясь в Италию. Наконец, он получает долгожданное известие о назначении его в русскую миссию в Неаполь и 19 ноября 1818 отправляется за границу через Варшаву, Вену, Венецию и Рим.

Однако путешествие не принесло долгожданного успокоения и исцеления. Напротив, здоровье его все ухудшалось, он страдал «ревматическими» болями, различными недомоганиями, становился раздражителен, вспыльчив. Находясь в Дрездене, пишет прошение об отставке.

Судьба Константина Николаевича Батюшкова была поистине трагична. Незаурядный писатель и обаятельный человек, он, "в самой цветущей поре умственных сил", 34-х лет от роду был поражен неизлечимой душевной болезнью. Постоянно стремившийся "дать новое направление своей крохотной музе", он так и не успел написать своего главного произведения. "Я похож на человека, который не дошел до Цели своей, а нес он на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди узнай теперь, что в нем было!" - признался он в 1821 году своему ближайшему другу.

Еще до того, как душевная болезнь полностью его поглотила, Батюшков пишет несколько стихотворений, своеобразных кратких лирических изречений на философские темы.

Видимо, настигшее его безумие имело наследственные причины и поджидало уже давно. Недаром в 1810 г. он писал Гнедичу: «Если я проживу еще десять лет, я сойду с ума...».

В 1822 г. Батюшков был уже тяжело болен, и после Петербурга, Кавказа, Крыма, Саксонии и опять Москвы, где все попытки лечения оказывались тщетны, его перевезли в Вологду, где он прожил более 20 лет, никого не узнавая, и умер 7 (19) июля 1855 от тифа.

Слава одного из тончайших русских лириков, чистого душой человека с трагической судьбой надолго пережила Батюшкова.

1.2 Становление философской лирики К .Н. Батюшкова

Батюшков сформировался как поэт в первом десятилетии XIX в., т. е. в те годы, которые явились кризисным периодом разложения феодально-крепостнического хозяйства и развития в его недрах новых, прогрессивных для того времени буржуазных отношений. Эта кризисность резко проявилась и в литературной жизни первого десятилетия XIX в.

Батюшков по-своему откликаясь на кризис феодально-крепостнической формации, он тоже выдвинул идею личности, но создал совершенно иной, образ человека. Его человек ставит выше всего земные радости и отвергает общепринятую мораль, основанную на религиозных "истинах". Романтическая в своей основе поэзия Батюшкова, отражающая острый конфликт писателя с действительностью, оставалась в пределах реального, конкретно-чувственного мира.

Характеризуя поэзию Батюшкова, представляющую собой ярко выраженное "кризисное" историко-литературное явление, необходимо прежде всего сказать о конфликте поэта с действительностью самодержавно-крепостнического государства. Этот конфликт, наложивший решающий отпечаток на поэзию Батюшкова, был конфликтом передового просвещенного дворянского интеллигента с косной консервативной средой, подавлявшей лучшие интеллектуальные силы человека.

Общественное положение писателей, создававших русскую литературу первого двадцатилетия XIX в. было двусмысленным и тяжелым. Их постоянно третировали как "низший сорт" людей, не имеющий права на уважение, и Батюшков всегда остро ощущал униженность своего положения "сочинителя". А между тем обладавший столь высоким представлением о значении и достоинстве писателя Батюшков почти всю жизнь вынужден был служить в качестве мелкого чиновника.

Все это часто приводило Батюшкова к весьма безотрадным мрачным настроениям.

Этот мотив отказа ходить "ужом и жабой" перед начальством проходит и в поэзии Батюшкова. В батюшковском вольном переводе I сатиры Буало поэт с негодованием отвергает голос молвы, говорящий: "Ты беден, чином мал - зачем же не ползешь?" В другом раннем стихотворении Батюшкова - в послании "К Филисе" поэт восклицает:

Не хочу кумиру кланяться

С кучей глупых обожателей

Пусть змиею изгибаются

Твари подлые, презренные... (4,49).

В одном из писем Батюшков так очертил это привычное для него психологическое состояние: "Люди мне так надоели и все так наскучило, а сердце так пусто, надежды там мало, что я желал бы уничтожиться, уменьшиться, сделаться атомом".

В кругу поэтов "Вольного общества", переводивших и с увлечением читавших произведения прогрессивных мыслителей, возник глубокий интерес Батюшкова к классикам античной и западноевропейской прогрессивной философии. Его привлекает античное материалистическое мировоззрение. Даже в 1817 г., в период душевного кризиса, Батюшков сочувственно цитирует мнение Сенеки о том, что Эпикур заслуживал громкой известности, хотя его деятельность упорно старались замолчать враги.

Одной из любимых книг Батюшкова были "Опыты" Монтеня. "Вот книга, которую я буду перечитывать во всю мою жизнь!.." - говорил Батюшков об "Опытах" Монтеня в своей неопубликованной записной книжке. В Монтене Батюшков видел борца с суевериями и предрассудками, смело противопоставившего свою гуманистическую философию догматическому средневековому мировоззрению, католическому мракобесию и фанатизму.

Батюшкова привлекала прогрессивная сторона философии Вольтера - ее острый критицизм. Интересно, что, оценивая личность своего учителя М. Н. Муравьева, Батюшков называет последнего "прекраснейшей душой", когда-либо посещавшей "эту грязь, которую мы называем землею". Батюшков одобряет борьбу Вольтера с официальной церковью и религиозными суевериями и трактует его философию в "воинствующе антиклерикальном духе".

Характерна литературная шутка Батюшкова, косвенно осмеивающая ненависть к Вольтеру со стороны реакционных кругов. Целя в бездарного поэта, сделавшего весьма неудачный перевод вольтеровской "Генриады", Батюшков пишет:

"Что это! - говорил Плутон,-

Остановился Флегетон,

Мегера, фурии и цербер онемели,

Внимая пенью твоему,

Певец бессмертный Габриели?

Умолкни!.. Но сему

Безбожнику в награду

Поищем страшных мук, ужасных даже аду,

Соделаем его

Гнуснее самого

Сизифа злова!"

Сказал и превратил - о, ужас! - в Ослякова (4,51).

("На перевод "Генриады", или Превращение Вольтера")

Из антиклерикальных вещей Вольтера Батюшков читал "Орлеанскую девственницу" и стихотворение "Три Бернарда", где "святой" помещен рядом с плутом. В 1810 г. Батюшков перевел из Вольтера антологическое стихотворение, в котором пастух категорически отказывается принести свое стадо в жертву. В конце стихотворения он ставит бога в один ряд с "хищником":

Храню к богам почтенье,

А стада не отдам

На жертвоприношенье.

По совести! Одна мне честь -

Что волк его сожрал, что бог изволил съесть (4,32).

("Из антологии")

Пафос просвещения ярко окрасил философские и общественные взгляды "довоенного" Батюшкова. Просветительская философия позволила стихийно-материалистическому мироощущению поэта вылиться в достаточно четкие формы.

Признавая существование бога, Батюшков, как и Вольтер, высказывался против последовательного атеизма Гольбаха. Но до 1812 г. Батюшков часто выдвигал материалистические положения. "Тело от души разлучать не должно",- доказывает он Гнедичу, а в другом письме говорит о разуме: "Что он такое? Не сын ли, не брат ли, лучше сказать, тела нашего". На эти высказывания Батюшкова впервые указал Б. С. Мейлах. Не случайно в лирике Батюшкова физические и душевные радости вполне органично слиты друг с другом. В этом смысле весьма характерно понятие "сладострастия души", отмеченное в фразеологии Батюшкова И. Н. Розановым. Характерно и то, что в поэзии Батюшкова до 1812 г. отсутствуют религиозные нотки и христианский рай нередко заменяется античным Элизием. Вместе с тем Батюшков вводит в свою лирику антиклерикальные мотивы. Вполне достоверен вариант заключительной строфы из послания Батюшкова "К Петину", где поэт предлагает другу:

Кое-как тянуть жизнь нашу

Вопреки святым отцам (4,52).

В поэзии Батюшкова скрещивались разнообразные, прямо противоположные влияния. Это во многом определило противоречивость и даже своеобразную "гибридность" его лирики.

Переходя к последовательному анализу поэзии Батюшкова первого периода, еще раз подчеркнем, что, несмотря на умеренность своих взглядов, Батюшков все же навсегда впитал традиции передовой мысли. Это определило весь дух его довоенной поэзии, которая в условиях Александровского времени была ярким выражением нового мировоззрения, идущего вразрез с официальной, догматической моралью феодально-крепостнического общества. Самой важной чертой этой поэзии была любовь к "земному миру", к "мирским наслаждениям", к зримой и звучащей красоте жизни.

Образ лирического героя поэзии Батюшкова сформировался не сразу. Прежде чем сделать им свободного, жадно наслаждающегося "земными радостями" человека, Батюшков, как и всякий поэт, прошел период ученичества, отразив в своем раннем творчестве мотивы, типичные для господствующих литературных традиций.

Центральный образ лирики Батюшкова возник на основе острого конфликта поэта с действительностью. Одно из ярких выражений этого конфликта - батюшковское послание "К Тассу" (1808).

Батюшков начинает конструировать романтический образ поэта, переживающего резкий конфликт с обществом. Этот конфликт был социально типичен для лучших представителей русского передового дворянства. Не случайно Батюшков видел в себе "странного человека, каких много".

"Поэт-чудак" - лирический герой Батюшкова - резко отделяет себя от "света". В поисках уединения он бежит в "тихую хижину", в скромный сельский домик. Образ этой хижины - "простого шалаша" - занимает одно из центральных мест в стихотворениях Батюшкова. К этому "домашнему" счастью и в жизни всегда стремился Батюшков, неудовлетворенный социальной действительностью Александровского времени, хотя и не мог практически осуществить свои мечты.

С этим кругом мотивов связан, конечно, и особенно дорогой для Батюшкова образ "домашних богов" (лар и пенатов), охраняющих покой поэта:

О, лары! уживитесь

В обители моей... (4,32)

Восклицает Батюшков в "Моих пенатах".

Важная роль образа "домашних богов" в этом самом известном послании Батюшкова подчеркнута поэтом в письме к Вяземскому: "Я назвал послание свое посланием "К пенатам", потому что их призываю в начале, под их покровительством зову к себе в гости и друзей, я девок, и нищих и, наконец, умирая, желаю, чтоб они лежали и на моей гробнице".

Лирический герой Батюшкова не только "автономен", но и свободолюбив. Он "враг придворных уз" ("Мои пенаты"), который не склоняет "колени" "перед случаем" ("Тибуллова элегия III (Из III книги)") и не хочет "независимость любезную потерять на цепь золочену" ("К Филисе"). Из любви к свободе вытекает и отказ поэта от славы. Это не та слава, которая дается доблестью или высшими умственными достижениями. Это слава-"почет", связанная с официальной карьерой. Поэт отказывается от погони за "призраком славы" ("Веселый час"). Он

Нейдет за славы громом,

Но пишет всё стихи (4,38).

("Послание к Н. И. Гнедичу")

Лирический герой Батюшкова отвергает и богатство

"Погоне" за почетом и богатством лирический герой Батюшкова противопоставляет идеал "покоя" ("К Филисе", "Мечта" и др.). Поэт у Батюшкова - "философ-ленивец" ("Мои пенаты"), на корме жизненного корабля которого "зевая" сидит "Лень" ("К Петину"). И это свойство лирического героя Батюшкова отражало его собственные настроения.

Еще более существенна другая черта лирического героя Батюшкова, ясно обнаруживающая романтическую природу этого образа,- способность мечтать. Мечты повсюду сопровождают поэта и "устилают" его "мрачный" жизненный путь цветами ("Воспоминание"). Мечта для Батюшкова - "прямая счастья мать" ("Совет друзьям"), "волшебница", приносящая свои "бесценные" дары ("Мечта"). Культ мечты - один из самых устойчивых мотивов лирики Батюшкова. Не случайно Батюшков так долго и старательно работал над своей "Мечтой", изменяя и комбинируя отдельные образы стихотворения, но не отходя от его основной идеи, сводящейся к прославлению творческой фантазии.

Именно фантазия заставляет поэта забыть неудобства и невзгоды своего "реального" положения и как бы трансформирует окружающую его обстановку, превращая хижину в дворец. При этом поэт ясно сознает, что "мечта" психологически защищает его от ударов жизни:

От печали злыя

Мечта нам щит (4,43).

("Послание к Н. И. Гнедичу")

В целом образ лирического героя Батюшкова весьма оригинален. Новаторство Батюшкова в этом направлении проявилось и в подчеркнутом вольнолюбии лирического героя (чего не было ни у Карамзина, ни у Жуковского), и, главное, в его жизнелюбивой, оптимистической философии, идущей вразрез с идейными установками сентиментальной школы. Мечта Батюшкова коренным образом отличается от мечты Карамзина и Жуковского, так как она утверждает ценность "земного мира", а не уход в мистические дали. Вместе с тем в типичной для Батюшкова философии наслаждения радостями жизни особенно определенно сказывается романтическая природа его творчества

Тема веселья в лирике Батюшкова сплетается с темой смерти. Устойчивость этого сочетания объяснялась не только индивидуальными особенностями мировоззрения Батюшкова, но и тем, что философия наслаждения вообще замыкала человека в узкий круг личных интересов. Батюшков неизбежно приходил к мысли об исчезновении "земных радостей", о смерти, которая рано или поздно настигнет наслаждающегося "счастливца".

Батюшков говорит о неотвратимости гибели предающегося веселью "счастливца", прежде всего разрабатывая мотив времени. Правда, поэт не считает время лишь разрушительной силой. По его мнению, оно не только уничтожает, но и созидает. Эта особенность батюшковской трактовки мотива времени до сих пор не отмечена в научной литературе. Между тем она заслуживает пристального внимания. "Время все разрушает и созидает, портит и совершенствует",- утверждает Батюшков в очерке "Вечер у Кантемира". Такая же характеристика времени дана в батюшковском послании "Н. И. Гнедичу":

Сей старец, что всегда летает,

Всегда приходит, отъезжает,

Всегда живет - и здесь и там,

С собою водит дни и веки,

Съедает горы, сушит реки

И нову жизнь дает мирам,

Сей старец, смертных злое бремя,

Желанный всеми, страшный всем,

Крылатый, легкий, словом - время (4,67).

Говоря о наслаждениях, Батюшков подчеркивает их краткость, "минутность" и "скоротечность". "Ах! не долго веселиться // И не веки в счастьи жить!" - заявляет поэт, прерывая прославление "земных радостей". Контраст между этими радостями и смертью резкими чертами намечен в потрясающем стихотворении Батюшкова "Надпись на гробе пастушки: "Но что ж досталось мне в сих радостных местах? // Могила!" (4,49).

Таким образом, батюшковская трактовка темы смерти, исключающая трагическое и мистическое ее восприятие, была в высшей степени оригинальной и противоречила самим основам сентиментального морализма.

ГЛАВА 2. АНАЛИЗ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИРИКИ К.Н. БАТЮШКОВА

2.1 Философские мотивы в стихотворениях К.Н. Батюшкова

Философские мотивы в лирике Батюшкова звучат на протяжении всего творчества поэта. Как отмечает Н.В. Фридман, философия индивидуального наслаждения была иллюзорной, она не могла заслонить от Батюшкова трагические противоречия жизни. Поэт рано или поздно должен был неизбежно прийти к мысли об эфемерности земных радостей.

Тема воспоминания в творчестве Батюшкова впервые появляется в 1807 г. Хотя стихотворению дано название "Воспоминание", темой его становится мечта. В стихотворении запечатлено сложное состояние лирического "я", тот переходный момент душевного состояния, когда прошлое окрашивается в мрачные тона из-за пережитого столкновения со смертью. Но в то же время в поэтической памяти живет и то состояние, когда этого опыта еще не было и герой жил светлой мечтой о родине. Теперь же на смену сладкой мечте приходит мрачное воспоминание. В этом стихотворении Батюшкова присутствует рационалистическое, в духе классицистической поэтики, разложение внутреннего состояния на последовательно сменяющие одно другое. И мечта, и воспоминание обращены к прошлому. Внутреннее содержание того и другого образа не конкретизировано и не разграничено, различие этих состояний в эмоциональной окраске: мечта сладкая, воспоминание мрачное.

Ту же тенденцию в трактовке образа воспоминания можно проследить в стихах "Послание к графу Велеурскому", "Мщение", "Тибуллова элегия XI". Батюшков только называет само "событие под формою воспоминания" (Белинский) и не разворачивает его в план психологии, не наполняет его конкретным содержанием.

Вновь тема воспоминания появляется у Батюшкова в 1814-15 гг. В прозаических произведениях этих лет он стремится объяснить психологию воспоминания, дать его нравственно-эстетическую оценку. Прозаическое размышление "Нечто о поэте и поэзии", названное в письме к Жуковскому "Воспоминание словесности", развивает мысль об особой эстетической ценности прошлого. Анализируя произведения Дмитриева, Ариосто, Тассо, Ломоносова, Батюшков выявляет сложную основу воспоминания, которая связана с впечатлением и воображением. Не вошедшие в "Опыты" прозаические "Воспоминание о Петине" и "Воспоминания мест, сражений и путешествий" посвящены описанию тех переживаний, которые вызвала смерть Петина ("воспоминания смутные и горестные", "сладкие воспоминания", "воспоминания, прелестный цвет...").

Эти переживания художественно воплощены в элегии "Тень друга", которая перекликается со стихотворением "Мой гений". И в том, и в другом стихотворении память и воспоминания - семантически близкие образы, однако рационалистический подход к их трактовке заявляет себя в стремлении разложить внутренний мир человека на область разума и область сердца и назначить каждой из областей определенный удел. Но уже в "Тени друга" формируется образ воспоминания, который вбирает в себя семантику грезы, памяти, рассудка и мечты.

Новым этапом на пути развития мотива воспоминания оказывается стихотворение "Воспоминание. Отрывок" (1815). В нем отсутствует непосредственное изображение воспоминания, на протяжении 55 стихотворных строк нет ни одного употребления этого понятия. Батюшков стремится сформировать у читателя образ воспоминания чисто стиховыми средствами (ритм, интонация). Этот эмоциональный образ окрашивается, в отличие от образа воспоминания в других стихотворениях, в грустные тона. Воспоминание - это не обязательно погружение в прошлое своей жизни или в прошлую историю. Это погружение лирического "я" в собственное душевное состояние в момент, когда нет радости, любви. Батюшков запечатлел тот миг душевного переживания, когда герой хочет продлить в будущее благоприятное прошлое. Это текучее внутреннее состояние запечатлено в перебивах ритма, интонации. Так рождается не сводимое к одному понятию состояние, которое поэт определил заглавием "Воспоминание". Здесь окончательно изживается рационалистическое разложение образа воспоминания на "память сердца" и "память рассудка". Воспоминание - это не столько смена одного состояния другим, как было в произведениях, созданных ранее, сколько момент сложной и неоднозначной внутренней жизни.

Батюшков в трактовке мотива воспоминания дает начало той поэтической традиции, которую вслед за ним продолжает Жуковский, и открывает простор новому, уже реалистическому, развитию этого мотива в творчестве Пушкина.

Контраст между радостями и смертью резко проступает в знаменитой батюшковской «Надписи на гробе пастушки», использованной Чайковским в «Пиковой даме» (романс Полины). Она редко привлекала внимание, так как сначала была включена в тот раздел «Опытов», куда вошли довольно слабые эпиграммы и надписи, а потом стала «привычной» частью либретто любимой оперы.

Но чаще всего тема смерти в лирике Батюшкова первого периода приобретает оптимистический и, как ни странно, даже мажорный колорит. Если Державин видит перед собой ужасный, ничем не завуалированный образ смерти, а Карамзин и Жуковский облекают его мистическим туманом, то Батюшков, и рассуждая о «мгновенности» жизни, сохраняет спокойствие и ясность духа. Временами он рисует смерть как гармонический переход в античный Элизий, где будут звучать прежние «гимны радости». Эта картина поражает своим исключительным художественным блеском, когда поэт вместе с возлюбленной попадает в загробный языческий мир:

В тот Элизий, где всё тает

Чувством неги и любви,

Где любовник воскресает

С новым пламенем в крови,

Где, любуясь пляской граций,

Нимф, сплетенных в хоровод,

С Делией своей Гораций

Гимны радости поет (4,57).

Особенно замечательно описание смерти «молодых счастливцев» в «Моих пенатах» Батюшкова. Поэт призывает «не сетовать» о них и усыпать «мирный прах» цветами. При этом Батюшков сознательно заостряет свое описание против тех страшных картин погребения, которые часто возникали в поэзии Жуковского:

К чему сии куренья,

И колокола вой,

И томны псалмопенья

Над хладною доской? (4,57).

Памяти Петина, чувствам, которые обуревали Батюшкова, через Англию покидавшего навсегда свою последнюю войну и могилу друга, посвящена элегия "Тень друга" (1814):

Я берег покидал туманный Альбиона:

Казалось, он в волнах свинцовых утопал.

За кораблем вилася Гальциона,

И тихий глас ее пловцов увеселял.

Мечты сменялися мечтами,

И вдруг... то был ли сон?.. предстал товарищ мне,

Погибший в роковом огне

Завидной смертию, над плейсскими струями (4,52).

Война 1812 года оказала на нравственно-философские и религиозные воззрения Батюшкова решающее воздействие.

Религиозность Батюшкова -- скорбная, в ней мало просветляющего и утешающего (также отличие от Жуковского). Всем своим жизнеощущением Батюшков слишком привязан к «сладостному» земному; разрушение и неверность прекрасного -- источник батюшковской скорби.

Исчезновение «довоенного» русского мира, мира античности, мира скандинавского средневековья -- трагически равновеликие темы «позднего» Батюшкова. Его разочарование питалось этими мыслями. «Поздний» Батюшков из всех поэтов ближе всего Боратынскому с его «разувереньем».

В послании Дашкову «Мой друг, я видел море зла», уже ничего не осталось от сладких мечтаний, а есть лишь правда очевидца страшных событий:

Мой друг! я видел море зла

И неба мстительного кары:

Врагов неистовых дела,

Войну и гибельны пожары.

Я видел сонмы богачей,

Бегущих в рубищах издранных,

Я видел бледных матерей,

Из милой родины изгнанных!

Я на распутье видел их,

Как, к персям чад прижав грудных,

Они в отчаяньи рыдали

И с новым трепетом взирали

На небо рдяное кругом... (4,63).

«К Дашкову» - по сути отказ от ранней эпикурейской лирики, и новая тема народного бедствия властно вторгается в его поэтический мир, который отныне оказывается расколот на идеальное и реальное.

Восприятие Батюшковым войны и событий, с нею связанных, отличалось от восприятия большинства его современников. Война для него - не ряд красивых подвигов и благородных жертв, это собрание жестокостей, вырастающих в весьма уродливую картину. И потому ни в одном из своих произведений поэт не восхваляет ни воинских доблестей, ни отдельных подвигов. Он либо скорбит, либо грустно усмехается.

Все пусто... Кое-где на снеге труп чернеет,

И брошенных костров огонь, дымяся, тлеет,

И хладный, как мертвец,

Один среди дороги,

Сидит задумчивый беглец

Недвижим, смутный взор вперив на мертвы ноги (4,63).

Во многих стихотворениях этого периода звучит мотив скитальчества:

Напрасно покидал страну моих отцов,

Друзей души, блестящие искусства

И в шуме грозных битв, под тению шатров

Старался усыпить встревоженные чувства.

Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!

Мотивы уныния, разочарования, сомнений проявляются в элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» (1817):

И с именем любви божественный погас;

Друзья над ним в безмолвии рыдали,

День тихо догорал... и колокола глас

Разнес кругом по стогнам весть печали.

«Погиб Торквато наш! - воскликнул с плачем Рим.

Погиб певец, достойный лучшей доли!..»

Наутро факелов узрели мрачный дым

И трауром покрылся Капитолий (4,63).

Поэт, считавший эту элегию своим лучшим произведением, отчасти вложил в нее автобиографическое содержание; не случайно современники стали видеть в ней, особенно после помешательства Батюшкова, отражение его собственных страданий

Тассо Батюшкова -- подлинный предшественник тоскующих скитальцев, «гонимых миром странников», впоследствии изображенных в романтических произведениях Пушкина и Лермонтова. Однако в элегии Батюшкова с вольнолюбивыми настроениями сочетались напоминавшие поэзию Жуковского мотивы религиозно-мистического разрешения конфликта поэта с действительностью: Тассо перед смертью находит утешение в мыслях о потустороннем мире и загробной встрече со своей возлюбленной Элеонорой, ждущей его «средь ангелов». Эти религиозные мотивы, а также отсутствие энергичного протеста против социального зла сообщили характеру героя и всей элегии Батюшкова некоторую вялость, что вызвало резко отрицательный отзыв Пушкина, увидевшего в сетованиях умирающего Тассо только «славолюбие и добродушие» и утверждавшего, что это «тощее произведение» «ниже своей славы» и не идет ни в какое сравнение с «Жалобой Тассо» Байрона.

К тассовскому циклу Батюшкова по существу примыкает ряд его послевоенных переводов, где тоже нарисован образ гонимого, страдающего человека.

Позднее в лирике Батюшкова появляются мотивы взаимосвязи с природой, поэт находит наслаждение в «дикости лесов», видит гармонию в природе, испытывает любовь к ближнему:

Есть наслаждение и в дикости лесов,

Есть радость на приморском бреге,

И есть гармония в сем говоре валов,

Дробящихся в пустынном беге.

Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

Для сердца ты всего дороже!

С тобой, владычица, привык я забывать

И то, чем был, как был моложе,

И то, чем ныне стал под холодом годов.

Тобою в чувствах оживаю (4,65).

Все более запутанными и неразрешимыми кажутся Батюшкову общие проблемы жизни. В элегии «К другу» Батюшков подчеркивает, что, стремясь решить эти вопросы, он, несмотря на все усилия, не увидел никакого смысла в истории и ее сущность представляется ему страшной:

Напрасно вопрошал я опытность веков

И Клии мрачные скрижали... (4,65).

Подлинной зрелостью отмечен сборник Батюшкова "Опыты в стихах и прозе", некоторые стихи из него были высоко оценены Пушкиным. Блистательными подражаниями древнегреческой лирике поэт во многом подготовил появление пушкинских "антологических" стихов. Многие строки Батюшкова исполнены философской глубины и стали крылатыми:

О память сердца! Ты сильней

Рассудка памяти печальной... (4,66).

Опередив на несколько лет развитие отечественной поэзии, автор "Опытов" был предшественником раннего Пушкина, который во многом шел ему вослед.

Батюшков понимал, что обостряющаяся тяжелая душевная болезнь безвременно оборвет его литературную деятельность. Но, несмотря на трагический колорит поздней лирики поэта, в его стихах все же не исчезают искры надежды и оптимизма: в «Подражании древним» (1821) он, пытаясь преодолеть душевную депрессию, восклицает:

Ты хочешь меду, сын? так жала не страшись;

Венца победы? -- смело к бою!

Ты перлов жаждешь? -- так спустись

На дно, где крокодил зияет под водою.

Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец,

Лишь смелым перлы, мед иль гибель… иль венец (4,69).

Поэта волнуют вечные вопросы, он становится поэтом-мудрецом, поэтом-философом.

"Батюшков - поэт еще более трагический, чем Жуковский, - писал Г. Гуковский. - Это - поэт безнадежности. Он не может бежать от мира призраков и лжи в мир замкнутой души, ибо не верит в душу человеческую, как она есть; душа человека для него - такая же запятнанная, загубленная, как и мир, окружающий ее".

Идеал поэта - ни в прошлом, ни в будущем. Переживший "три войны", исполнившийся скорбного неверия в возможность осуществления нормального бытия людей в странном и разорванном "железном веке", поэт все чаще обращается к раздумьям о страшных духовных последствиях трагического развития жизни:

Минутны странники, мы ходим по гробам,

Все дни утратами считаем;

На крыльях радости летим к своим друзьям, -

И что ж?.. их урны обнимаем (4,59).

Историческая, культурная и бытовая неустойчивость ("непрочность"), возникшая на рубеже XVIII и XIX вв. и лишившая человека его привычных защитных покровов соединились в Батюшкове с индивидуально-биографической душевной незащищенностью и уязвимостью и определила трагическую доминанту жизни и творчества поэта и конкретные формы ее проявления. Прочное, надежно обеспеченное место человека в жизни на грани веков было поставлено под сомнение. Прежние смыслы и цели человека, оправдывавшие его существование, оказались сильно обесцененными для нового поколения. Чтобы построить подлинную антроподицею, все надо было начинать заново, сначала. И ответа искать приходилось в условиях все более ускоряющегося и усложняющегося потока жизни и становления нового душевного комплекса чувствительности и "сердечного воображения".

Батюшков был предназначен к роли великого трагического поэта, сыграть которую полностью он не успел, хотя и дал почувствовать ее глубину и масштаб. Батюшков не успел выработать вполне язык этого трагического сознания и ее успел сказать последнего своего слова, потому что эмпирически последнее "И никогда... не..." оказалось по трагической случайности родового наследия поэта лишь последним из сказанных вслух и воспринятых читателем его слов.

У Батюшкова не было сомнения, что жизнь во многих ее проявлениях прекрасна, и это прекрасное могло бы быть основой счастья в настоящем и будущем (см. "На смерть Лауры"), если бы жизнь не открывалась вдруг как обольщенье и обман. Всегда ли она обман и насколько неизбежна связь жизни с трагическим - вот вопросы, от ответа на которые зависело для Батюшкова определение смысла человеческой жизни и понимание счастья (ср.: "Скажи, мудрец младой, что прочно на земли? Где постоянно жизни счастье?"). Понятие прочно приобретало в поэзии Батюшкова особый смысл.

Для Батюшкова время не является конструктивной и творческой силой; оно связано не столько с развертыванием неких глубинных смыслов ("историческое" время), сколько со слепым роком. Человек не соизмерим с "большим" временем, которого Батюшков, носитель экзистенциального времени, не знает. Жизнь же "минутного человека", строящего "развалины на прахе", только и может быть жестоко суммирована: "Страдал, рыдал, терпел, исчез".

Поэт не принимает этого порядка жизни и предпочитает гибель, забвение, небытие ("К Дашкову"). Отсюда его отказ от такой жизни, его "Нет!", самая весомая форма которого "И никогда... не...") определяет конструкцию стихотворения "Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы..." Батюшков не нашел того, "что прочно на земли"; антроподицея не состоялась, но подступы к ней, которые при иных обстоятельствах могли бы повести дальше, все-таки обозначены: прекрасный мир, сладость жизни, как они воспринимаются человеком, его чувствами, и как они откладываются в "памяти сердца", выступающей как гений-хранитель человека, услаждающей "печальный сон".

Таким образом, философские темы и мотивы занимают важное место в творчестве Батюшкова. Мотивы воспоминаний, темы трагичности существования, смерти постоянно звучат в его лирике.

2. 2 Религиозно-философский смысл стихотворений К.Н. Батюшкова

В 1815 году поэт оказывается захваченным философско-религиозными идеями. Лично и духовно сближаясь с Жуковским, Батюшков пытается найти разрешение вставших перед ним проблем в религии. В те элегии Батюшкова 1815 года, где он старается в религиозном духе разрешить внутренние конфликты («Надежда», «К другу»), вторгаются мистические мотивы, характерные для поэзии Жуковского, и даже ее отдельные образы и выражения (земная жизнь человека -- «риза странника», провидение -- «вожатый», «доверенность к творцу» и т. п.).

В стихотворении «Тени друга» в самом замысле, в явлении друга из иного мира намечена обращенность Батюшкова к христианской религии, живет явное ощущение бессмертия души: "Души усопших -- не призрак: смертью не все кончается..." В этом стихотворении так много пережившего поэта уже проявилась его новая философия жизни.

Конечно же, обращение Батюшкова к Богу после всего пережитого было вполне закономерным. И стихотворение "Надежда" -- первое в разделе "Элегии" в "Опытах":

Мой дух! доверенность к Творцу!

Мужайся; будь в терпеньи камень.

Не он ли к лучшему концу

Меня провел сквозь бранный пламень?

На поле смерти чья рука

Меня таинственно спасала,

И жадный крови меч врага,

И град свинцовый отражала? (4,76).

Сокровенная суть стихотворения выражена уже в первой строке. Батюшков убежден, что вся его земная жизнь зависит от Творца, что именно Он -- источник высоких чувств, мыслей и любви к искусству. Поэзия и жизнь, таким образом, получают совершенно особое религиозно-философское осмысление. Оттого и романтическая лексика, и привычные романтические образы здесь максимально "прозрачны": вместо условности и "туманности" за ними -- объединяющая их главная тема стихотворения.

Впервые у Батюшкова так ясно выражено его православное сознание, устремленное к иной -- небесной -- жизни. Очевидно, это давало повод исследователям говорить о глубоком пессимизме Батюшкова, об ощущении им трагичности земного бытия. Но для Батюшкова как для верующего человека такой вывод был бы неприемлем.

Подобные документы

Основные факты биографии Константина Николаевича Батюшкова (1787-1855) - предшественника А.С. Пушкина, поэта раннего русского романтизма, родоначальника новой "современной" русской поэзии. Аникреонтические и эпикурейские мотивы в творчестве поэта.

презентация , добавлен 05.09.2013


Детские годы Константина Николаевича Батюшкова. Участие в военных действиях в Пруссии. Участие в войне со Швецией. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Отличительные черты прозы Батюшкова. Чистота, блеск и образность языка Батюшкова.

презентация , добавлен 30.10.2014


Вклад в развитие русской литературы первого поэта России Константина Батюшкова. Биография поэта, трагичность его судьбы. Размышления на религиозные и философские темы, противостояние поэта и реального мира проникнутой тоскливой безнадежностью поэзии.

презентация , добавлен 11.12.2012


Краткая биография Н. Заболоцкого. Основные периоды творчества поэта, характерные черты каждого из них. Диапазон идей лирики Н.А. Заболоцкого, ее философичность. Основы натурфилософской концепции. Значение поэзии Заболоцкого для русской философской лирики.

реферат , добавлен 24.04.2009


Бытовая трактовка "дорожных" мотивов в лирике П.А. Вяземского. Ироническое осмысление "дорожных" странствий в творчестве поэта К.Н. Батюшкова. Дорожные мотивы в раннем и позднем творчестве А.С. Пушкина, вырастающие в проблему России и человечества.

дипломная работа , добавлен 23.04.2016


Биография и творческий путь Константина Николаевича Батюшкова. Элегия как жанр новой романтической литературы. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Литературные вкусы, отличительные черты прозы, чистота, блеск и образность языка.

презентация , добавлен 31.01.2015


Краткая биография великого российского поэта А.А. Фета, основные этапы его личностного и творческого становления. Сотрудничество и последующий разрыв поэта с журналом "Современник". Жанровые особенности лирики и переводческой деятельности А.А. Фета.

презентация , добавлен 22.01.2015


Биография Федора Тютчева (1803-1873) - известного поэта, одного из самых выдающихся представителей философской и политической лирики. Литературное творчество, тематическое и мотивное единство лирики Тютчева. Общественная и политическая деятельность.

презентация , добавлен 14.01.2014


Понятие "философская лирика" как оксюморон. Художественное своеобразие поэзии Ф.И. Тютчева. Философский характер мотивного комплекса лирики поэта: человек и Вселенная, Бог, природа, слово, история, любовь. Роль поэзии Ф.И. Тютчева в истории литературы.

реферат , добавлен 26.09.2011


Характеристика языковой ситуации начала XIX века. Творчество К.Н. Батюшкова и школа гармонической точности. Исторический экскурс на уроках русского языка. Лингвистические и литературные взгляды русского писателя, творчество К. Батюшкова в школьном курсе.

Место К. Н. Батюшкова (1787–1855) в истории русской литературы было определено еще Белинским. В его статьях имя Батюшкова как «замечательного таланта», «великого таланта», художника по преимуществу постоянно стоит вслед за Карамзиным, рядом с Жуковским, перед Пушкиным и рассматривается как необходимое звено в развитии русской поэтической культуры. Заслуги Батюшкова перед русской поэзией особенно велики в обогащении лирических жанров, поэтического языка. Он был непосредственным предшественником Пушкина, во многом близким ему по духу, по поэтическому миросозерцанию. «Батюшков, - писал Белинский, - много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением» (7, 228).

Не было и нет единого мнения по поводу литературной позиции Батюшкова, принадлежности его к тому или иному направлению. Современная поэту критика называла его то представителем «новейшей школы», под которой подразумевали формирующийся романтизм, то «неоклассиком», иные же видели в его творчестве преобладание сентиментализма.

В советской историко-литературной науке больше принято называть Батюшкова «преромантиком», хотя существуют и другие концепции. Эту точку зрения ввел в научный оборот с соответствующей аргументацией Б. В. Томашевский: «Этим словом (т. е. „преромантизмом“, - К. Г.) принято называть те явления в литературе классицизма, в которых присутствуют некоторые признаки нового направления, получившие полное выражение в романтизме. Таким образом преромантизм есть явление переходное».

Каковы же эти «некоторые признаки»? - «Это прежде всего ясное выражение личного (субъективного) отношения к описываемому, наличие „чувствительности“ (у преромантиков - преимущественно мечтательно-меланхолической, иногда слезливой); чувство природы, при этом часто стремление к изображению природы непривычной; изображаемый пейзаж у преромантиков всегда гармонировал с настроением поэта».

Дальнейшее обоснование точки зрения Б. В. Томашевского находим в обстоятельной монографии Н. В. Фридмана - с той разницей, что автор ее, называя Батюшкова «предромантиком», как и Пушкина раннего периода, отрицает какие бы то ни было связи «идейных основ» поэзии Батюшкова с классицизмом.

Разноречивые суждения о литературной позиции Батюшкова вызваны самим характером его творчества, в котором отражен один из существенных переходных этапов развития русской поэзии.

Конец XVIII - первые годы XIX в. явились периодом расцвета русского сентиментализма, начальной стадии формирования романтического направления. Для этой эпохи характерны переходные явления, отражающие как новые тенденции, так и влияние все еще действующих эстетических норм классицизма. Батюшков явился типичной фигурой этого времени, названного Белинским «странным», когда «новое являлось, не сменяя старого и старое и новое дружно жили друг подле друга, не мешая одно другому» (7, 241). Никто из русских поэтов начала XIX в. не ощущал так остро, как Батюшков, потребность обновления устаревших норм и форм. В то же время его связи с классицизмом, несмотря на преобладание романтической стихии в его поэзии, были достаточно прочны, что также отметил Белинский. Усмотрев в ряде ранних «пьес» Пушкина «подновленный классицизм», Белинский назвал их автора «улучшенным, усовершенствованным Батюшковым» (7, 367).

Литературное направление формируется не в пустом пространстве. Начальная стадия его не обязательно знаменуется манифестом, декларацией, программой. Она всегда имеет свою предысторию с момента возникновения в недрах прежнего направления, постепенного накопления в нем определенных признаков и дальнейшего движения к качественным изменениям, от низших форм к высшим, в которых с наибольшей полнотой находят выражение эстетические принципы нового направления. В нарождающемся, в новом в той или иной степени присутствуют какие-то черты старого, преображенные, обновленные в соответствии с требованиями времени. В этом и состоит закономерность преемственности, непрерывности литературного процесса.

При изучении литературной деятельности такой типичной фигуры переходной эпохи, какой является Батюшков, важно прежде всего уяснить соотношение, своеобразное сочетание в его поэзии нового и старого, того, что является главным, определяющим миросозерцание поэта.

Батюшков шел рядом с Жуковским. Их творчество составляет закономерное звено процесса обновления поэзии, обогащения ее внутреннего содержания и форм. Они оба опирались на достижения карамзинского периода, были представителями нового поколения. Но хотя общая тенденция развития их творчества была единой, шли они разными путями. Лирика Жуковского вырастала непосредственно в недрах сентиментализма. У Батюшкова также связи с сентиментализмом были органическими, хотя и в его лирике сохранились в преображенной форме некоторые черты классицизма. Он, с одной стороны, продолжал (это главная, магистральная дорога его творческого развития) элегическую линию сентиментализма; с другой, в своем стремлении к ясности, строгости форм опирался на достижения классицизма, что и давало повод современной поэту критике называть его «неоклассиком».

Батюшков прожил тревожную жизнь. Родился он в Вологде 29 мая (по н. ст.) 1787 г. в старинной дворянской семье. Воспитывался в петербургских частных пансионах. Затем служба в Министерстве народного просвещения (делопроизводителем). Тогда же (1803 г.) начинается его дружба с Н. И. Гнедичем, завязываются знакомства с И. П. Пниным, Н. А. Радищевым, И. М. Борном. В апреле 1805 г. Батюшков вступает в «Вольное общество словесности, наук и художеств». В том же году в журнале «Новости русской литературы» появляется первое печатное произведение Батюшкова - «Послание к моим стихам». Во время второй войны с наполеоновской Францией (1807) он принимает участие в походах русской армии в Пруссию; в 1808–1809 гг. - в войне с Швецией. В битве под Гейльсбергом Батюшков был тяжело ранен в ногу. В 1813 г. он участвовал в сражениях под Лейпцигом в качестве адъютанта генерала Н. Н. Раевского.

К 1815 г. относится личная драма Батюшкова - увлечение Анной Федоровной Фурман.

В конце 1815 г., когда карамзинисты в противовес консервативной «Беседе любителей российского слова» создали свое литературное объединение «Арзамас», Батюшков становится членом его, выступает с защитой программы языковой реформы Н. М. Карамзина.

В 1817 г. увидело свет двухтомное собрание сочинений Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», единственное прижизненное издание сочинений поэта. В 1818–1821 гг. он в Италии на дипломатической службе, где сближается с Н. И. Тургеневым (впоследствии один из видных деятелей «Союза благоденствия»).

Батюшков ненавидел канцелярскую работу, хотя и вынужден был служить. Он мечтал о свободном творчестве и превыше всего ставил призвание поэта.

Трагической была литературная судьба Батюшкова. Тридцати четырех лет от роду он навсегда оставляет поле «словесности». Затем молчание, длительная (унаследованная от матери) душевная болезнь и смерть от тифа 7 (19) июля 1855 г.

Безумие поэта - результат не только наследственности, но и повышенной ранимости, слабой защищенности. В письме к Н. И. Гнедичу в мае 1809 г. Батюшков писал: «Люди мне так надоели, и все так наскучило, а сердце пусто, надежды так мало, что я желал бы уничтожиться, уменьшиться, сделаться атомом». В ноябре того же года, в письме ему же «Если проживу еще десять лет, я сойду с ума… Мне не скучно, не грустно, а чувствую что-то необыкновенное, какую-то душевную пустоту». Так задолго до наступления кризиса Батюшков предчувствовал печальный исход переживаемой им внутренней драмы.

На процесс формирования эстетических взглядов Батюшкова благотворное влияние оказали его близкое знакомство и дружба со многими видными литературными деятелями того времени.

Из ближайшего окружения Батюшкова следует особо выделить Михаила Никитича Муравьева (1757–1807), двоюродного дядю поэта, под сильным влиянием которого он находился, у которого учился и советами которого дорожил. Муравьев направлял и поощрял его первые шаги на поприще литературы.

Чувствительность, мечтательность, задумчивость, которыми определяется эмоциональная тональность лирики Батюшкова, в своих первоначальных выражениях присутствуют в стихотворениях Муравьева как их составная часть, как характерная их черта.

Муравьев отвергал рассудочное «витийство», холодный рационализм в поэтическом творчестве, призывал к естественности и простоте, поискам «сокровищ» в собственном сердце. Муравьев - первый русский поэт, обосновавший достоинство «легкой поэзии» как поэзии малых лирических форм и неофициальных, интимных тем. Он написал целый трактат в стихах, где излагаются стилистические принципы «легкой поэзии».

В «Опыте о стихотворстве» он писал:

Любите здравый смысл: пленяйтесь простотою

……………….

Бегите ложного искусства и ума

…………….

Ты помни цель свою, умей без сожаленья

Честолюбивые отбросить украшенья

…………….

Слог должен быть реке прозрачнейшей подобен:

Стремителен, но чист и без разливу полн.

(«Опыт о стихотворстве», 1774–1780)

Эти «правила», изложенные языком поэзии, не потерявшие свое значение и в наши дни, не обладали бы столь притягательной действенной силой, если бы не подкреплялись созданными Муравьевым образцами простой и благозвучной русской поэтической речи:

Полон вечер твой прохлады -

Берег движется толпой,

Как волшебной серенады

Глас приносится волной

Въявь богиню благосклонну

Зрит восторженный пиит.

Что проводит ночь бессонну,

Опершися на гранит.

(«Богине Невы», 1794)

Не только в тематике, в разработке лирических жанров, но и в работе над языком, стихом Батюшков опирался на опыт и достижения своего талантливого предшественника и учителя. То, что в поэзии Муравьева намечено контурами как программа, находит развитие в лирике Батюшкова, чему способствовала общность эстетической платформы, общность взглядов на поэзию.

В своей первой поэтической декларации («Послание к стихам моим», 1804 или 1805) Батюшков пытается определить свою позицию, свое отношение к современному состоянию русской поэзии. С одной стороны, он отталкивается от одописания (кто «стихи марает», «оды сочиняет»), с другой - от излишеств сентиментализма (плаксивости, игры в чувствительность). Здесь же осуждает «поэтов - скучных вралей», которые «не вверх летят, не к небу», а «к земли». В этом коренном вопросе о соотношении идеального («неба») и реального («земли») Батюшков разделял романтическую точку зрения: «Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами…»; «…мечтанием бываем к счастью ближе»; «…мы сказки любим все, мы - дети, но большие». «Мечта» противостоит рассудочности, рационализму:

Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,

Мечта всё в мире золотит,

И от печали злыя

Мечта нам щит.

Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,

Поэтов променя на скучных мудрецов!

(«Послание к Н. И. Гнедичу», 1805)

Ничто так не характеризует личность Батюшкова-поэта, как мечтательность. Сквозным лейтмотивом проходит она через всю его лирику, начиная с первых стихотворных опытов:

И горесть сладостна бывает:

Он в горести мечтает.

Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!

(«Мечта», 1802–1803; с. 55–56)

Спустя многие годы поэт возвращается к своему раннему стихотворению, посвящая восторженные строки поэтической мечте:

Подруга нежных муз, посланница небес,

Источник сладких дум и сердцу милых слез,

Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?

Где тот счастливый край, та мирная пустыня,

К которым ты стремишь таинственный полет?

Ничто - ни богатство, «ни свет, ни славы блеск пустой» - не заменяет мечты. В ней - высшее счастье:

Так хижину свою поэт дворцом считает

И счастлив - он мечтает.

(«Мечта», 1817; с. 223–224, 229)

В формировании эстетики русского романтизма, романтических представлений о поэзии и поэте роль Батюшкова была исключительна, столь же велика, как и Жуковского. Батюшков первый в истории русской поэзии дал проникновенное определение вдохновения как «порыва крылатых дум», состояния внутреннего ясновидения, когда молчит «страстей волненье» и «светлый ум», освобожденный от «земных уз», парит «в поднебесной» («Мои пенаты», 1811–1812). В «Послании И. М. Муравьеву-Апостолу» (1814–1815) эта же тема получает развитие, приобретая все более романтический характер:

Я вижу мысленно, как отрок вдохновенный

Стоит в безмолвии над бездной разъяренной

Среди мечтания и первых сладких дум,

Прислушивая волн однообразный шум…

Лицо горит его, грудь тягостно вздыхает,

И сладкая слеза ланиту орошает…

(с. 186)

Поэзия рождена солнцем. Она - «пламень небесный», язык ее - «язык богов» («Послание к Н. И. Гнедичу», 1805). Поэт - «дитя неба», скучно ему на земле, он рвется к «небу». Так постепенно складывается у Батюшкова не без воздействия традиционных представлений романтическая концепция «поэзии» и «поэта».

В личности Батюшкова преобладало то, что было названо Белинским «благородной субъективностью» (5, 49). Преобладающая стихия его творчества - лиризм. Не только оригинальные произведения, но и переводы Батюшкова отмечены печатью его неповторимой личности. Переводы Батюшкова - не переводы в строгом смысле, а скорее переделки, вольные подражания, в которые он вносит собственные настроения, темы и мотивы. В русифицированном переводе «1-й сатиры Боало» (1804–1805) присутствует лирический образ самого обитателя Москвы, поэта, «несчастного», «нелюдимого», который бежит от «славы и шума», от пороков «света», поэта, который «людям ввек не льстил», «не лгал», в песнях которого «святая истина». Не менее важна была для Батюшкова идея независимости и неподкупности певца. Пусть он «беден», «терпит холод, жар», «забыт людьми и светом», но он не может мириться со злом, не желает «ползти» перед власть имущими, не желает писать оды, мадригалы, воспевать «богатых подлецов»:

Скорее я почту простого селянина,

Который по́том хлеб кропит насущный свой,

Чем этого глупца, большого господина,

С презреньем давит что людей на мостовой!

(с. 62–63)

В переводе сатиры Буало отражена жизненная позиция Батюшкова, его презрение к «богатым подлецам», которым «противен правды свет», для которых «священного в целом мире нет». «Священно» же для поэта - «дружество», «добродетель», «невинность чистая», «любовь, краса сердец и совесть». Здесь же дана и оценка действительности:

Порок здесь царствует, порок здесь властелин,

Он в лентах, в орденах, повсюду ясно зрится…

(с. 64)

Батюшков дважды обращается к «священной тени» Торквато Тассо, пытается переводить (сохранились отрывки) его поэму «Освобожденный Иерусалим». В стихотворении «К Тассу» (1808) отобраны те факты и ситуации биографии итальянского поэта, которые позволяли Батюшкову выразить «многие свои затаенные думы» о собственном жизненном пути, о переживаемой им личной трагедии. Какая награда ожидает поэта «за песни стройные»? - «Зоилов острый яд, притворная хвала и ласки царедворцев, отрава для души и самых стихотворцев» (с. 84). В элегии «Умирающий Тасс» (1817) Батюшков создает образ «страдальца», «изгнанника», «странника», которому нет «на земле пристанища». «Земному», «мгновенному», «бренному» в лирике Батюшкова противостоят возвышенное, «небесное». Вечность, бессмертие - «в твореньях величавых» «искусств и муз».

Презрением к богатству, знатности, чинам проникнуты эпикурейские мотивы лирики Батюшкова. Дороже поэту свобода, воспеваемый им идеал личной независимости, «вольности и спокойствия», «беспечности и любви»:

«Счастлив! счастлив, кто цветами

Дни любови украшал,

Пел с беспечными друзьями

И о счастии… мечтал!

Счастлив он, и втрое боле,

Всех вельможей и царей!

Так давай, в безвестной доле,

Чужды рабства и цепей,

Кое-как тянуть жизнь нашу,

Часто с горем пополам,

Наливать полнее чашу

И смеяться дуракам!»

(«К Петину», 1810; с. 121–122)

Этот вывод - заключение к размышлениям о жизни. Перед этой «песней» с призывом к «беспечности» - знаменательные строки:

Я возьмусь за ум… да радость

Уживется ли с умом?

(с. 122)

«Ум» здесь в смысле рассудочности, противостоящей чувству, губящей радость. Отсюда культ чувства, желание жить «сердцем».

В стихотворении «К друзьям» (1815) Батюшков называет себя «беспечным поэтом», что дает повод к неверным толкованиям пафоса его творчества. Его эпикуреизм вытекал из его жизненной позиции, из его «философской жизни». «Жизнь - миг! Не долго веселиться». Беспощадное время уносит все. А потому

О, пока бесценна младость

Не умчалася стрелой,

Пей из чаши полной радость…

(«Элизий», 1810; с. 116)

Все лучшее, значительное в творчестве Батюшкова, составляющее непреходящую эстетическую ценность его лирики, в известной мере связано с понятием «легкой поэзии», зачинателем которой на русской почве был М. Н. Муравьев.

Термин «легкая поэзия» может быть истолкован по-разному. Важно, как Батюшков сам его понимал. Это прежде всего не легкий жанр салонной, жеманной лирики, а один из труднейших родов поэзии, требующий «возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях… поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных».

В область «легкой поэзии» Батюшков включал не только стихотворения в духе Анакреона, но и вообще малые формы лирики, интимно-личные темы, «грациозные» тончайшие ощущения и чувствования. Батюшков страстно защищал достоинство малых лирических форм, что имело для него принципиальное значение. Он искал опору в прошлых достижениях русской поэзии, выделяя тенденции, линию ее развития, в которой он находил отражение «Анакреоновой музы». Теми же соображениями был продиктован и повышенный интерес Батюшкова к французской «легкой поэзии», в частности Парни.

Это было время, когда определяющим признаком нового стиля становится чувствительность - знамя сентиментализма. Для Батюшкова поэзия - «пламень небесный», сочетающий «в составе души человеческой» «воображение, чувствительность, мечтательность». В этом аспекте воспринималась им и поэзия античной древности. Кроме личного пристрастия на Батюшкова оказали влияние и веяния, литературные увлечения его времени, «тяга к восстановлению античных форм… От древности брались наиболее чувствительные произведения, в лирике переводились и служили предметом подражания элегики: Тибулл, Катулл, Проперций…».

Батюшков обладал редким даром постижения своеобразия эллинистической и римской культуры, умением передать средствами русской поэтической речи всю красоту и обаяние лирики античности. «Батюшков, - писал Белинский, - внес в русскую поэзию совершенно новый для нее элемент: античную художественность» (6, 293).

Желание «забыть печаль», «топить горе в полной чаше» приводило к поискам «радости и счастья» в «беспечности и любви». Но что такое «радость» и «счастье» в «скоротечной жизни»? Эпикуреизм Батюшкова, названный Белинским «идеальным» (6, 293), - особого свойства, он ярко окрашен тихой мечтательностью и врожденной способностью всюду искать и находить прекрасное. Когда поэт зовет к «беспечности златой», советует и «мудрость с шутками мешать», «искать веселья и забавы», то не следует думать, что здесь речь идет о грубых страстях. Земные наслаждения сами по себе ничего не стоят в глазах поэта, если не согреты мечтой. Мечта придает им изящество и обаяние, возвышенность и красоту:

…печаль забудем,

Мечтать во сладкой неге будем:

Мечта - прямая счастья мать!

(«Совет друзьям», 1806; с. 75)

Содержание поэзии Батюшкова далеко не ограничивается стихотворениями в антологическом роде. Она во многом предвосхитила, предопределила тематику и основные мотивы русской романтической поэзии: воспевание свободы личности, независимости художника, враждебность «холодной рассудочности», культ чувства, тончайших «чувствований», движения «жизни сердца», преклонение перед «дивной природой», ощущение «таинственной» связи души человека с природой, вера в поэтическую мечту и вдохновение.

Много существенно нового внес Батюшков в развитие лирических жанров. Особенно важна его роль в становлении русской элегии. В его лирике продолжается процесс дальнейшей психологизации элегии. Традиционные элегические жалобы на судьбу, муки любви, разлуку, неверность любимой, - все то, что в изобилии встречается в элегиях конца XVIII в., в поэзии сентименталистов, - обогащается в элегиях Батюшкова выражением сложных индивидуальных переживаний, «жизни» чувств в их движении и переходах. Впервые в русской лирике находят выражение сложные психологические состояния с такой непосредственностью и искренностью трагически окрашенного чувства и в такой изящной форме:

Есть странствиям конец - печалям никогда!

В твоем присутствии страдания и муки

Я сердцем новые познал.

Они ужаснее разлуки,

Всего ужаснее! Я видел, я читал

В твоем молчании, в прерывном разговоре,

В твоем унылом взоре,

В сей тайной горести потупленных очей,

В улыбке и в самой веселости твоей

Следы сердечного терзанья…

(«Элегия», 1815; с. 200)

Для судеб русской лирики не менее важное значение имела психологизация пейзажа, усиление его эмоциональной окраски. При этом в элегиях Батюшкова бросается в глаза характерное для романтической поэзии пристрастие к ночному (лунному) пейзажу. Ночь - пора мечтаний. «Мечта - дщерь ночи молчаливой» («Мечта», 1802 или 1803):

…как солнца луч потухнет средь небес,

Один в изгнании, один с моей тоскою,

Беседую в ночи с задумчивой луною!

(«Вечер. Подражание Петрарке», 1810; с. 115)

Там, где Батюшков обращается к созерцательно-мечтательному изображению ночного пейзажа в попытках передать «живописную красоту» природы, «живописать» ее картины средствами поэтической речи, сказывается его близость к Жуковскому, родство с ним не только по общим литературным истокам, но и по характеру восприятия, образной системе, даже по лексике:

… В долине, где журчит источник и сверкает,

В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч,

И звезды ясные сияют из-за туч…

(«Бог», 1801 или 1805; с. 69)

Коснусь волшебныя струны,

Коснусь… и нимфы гор при месячном сияньи,

Как тени легкие, в прозрачном одеяньи

Наяды робкие, всплывая над водой,

Восплещут белыми руками,

И майский ветерок, проснувшись на цветах,

В прохладных рощах и садах,

Повеет тихими крылами…

(«Послание графу Виельгорскому», 1809; с. 104)

Отечественная война 1812 г. стала важным рубежом в духовном развитии Батюшкова, вызвала известные сдвиги в его общественных настроениях. Война принесла дотоле слабо звучавшую в лирике поэта гражданскую тему. В эти годы Батюшков пишет ряд патриотических стихотворений, в числе их послание «К Дашкову» (1813), в котором поэт в дни народного бедствия, «среди развалин и могил», когда «милая родина» в опасности, отказывается «петь любовь и радость, беспечность, счастье и покой»:

Нет, нет! талант погибни мой

И лира дружбе драгоценна,

Когда ты будешь мной забвенна,

Москва, отчизны край златой!

(с. 154)

Не случайно, что именно в эти годы, после Отечественной войны, в атмосфере общего подъема национального самосознания у Батюшкова появляется настойчивое желание расширить область элегии. Тесными казались ему ее рамки для осуществления своих новых замыслов, поэтической разработки исторических, героических тем. Поиски поэта шли не в одном направлении. Он экспериментирует, обращается к русской балладе, даже басне. Батюшков тяготеет к многотемности, сложным сюжетным построениям, к сочетанию мотивов интимной элегии с исторической медитацией. Примером подобного сочетания может служить известное стихотворение, отмеченное Белинским в числе высших достижений Батюшкова, - «На развалинах замка в Швеции» (1814). Вступление, мрачный ночной пейзаж, написанный в оссиановской манере, вполне соответствует характеру мечтательного раздумья и придает романтическое звучание всему произведению:

Я здесь, на сих скалах, висящих над водой,

В священном сумраке дубравы

Задумчиво брожу и вижу пред собой

Следы протекших лет и славы:

Обломки, грозный вал, поросший злаком ров,

Столбы и ветхий мост с чугунными цепями,

Твердыни мшистые с гранитными зубцами

И длинный ряд гробов.

Всё тихо: мертвый сон в обители глухой.

Но здесь живет воспоминанье:

И путник, опершись на камень гробовой,

Вкушает сладкое мечтанье.

(с. 172)

Батюшков обладал редким даром: силою мечтательного воображения «оживлять» прошлое, приметы которого одухотворены в его стихах единым чувствованием. Созерцание развалин в ночной тишине незаметно переходит в мечтательное раздумье о людях, отважных воинах и свободолюбивых скальдах, и бренности всего земного:

Но всё покрыто здесь угрюмой ночи мглой,

Всё время в прах преобратило!

Где прежде скальд гремел на арфе золотой,

Там ветер свищет лишь уныло!

………………

Где вы, отважные толпы богатырей,

Вы, дикие сыны и брани и свободы,

Возникшие в снегах, средь ужасов природы,

Средь копий, средь мечей?

Погибли сильные!..……

(с. 174)

Подобное восприятие далекого исторического прошлого не является данью моде, как это нередко встречается; оно внутренне присуще Батюшкову-поэту, что подтверждается другим аналогичным описанием, где впервые в русской лирике дана поэтическая «формула» «тайного» языка природы:

Природы ужасы, стихий враждебных бой,

Ревущие со скал угрюмых водопады,

Пустыни снежные, льдов вечные громады

Иль моря шумного необозримый вид -

Всё, всё возносит ум, всё сердцу говорит

Красноречивыми, но тайными словами,

И огнь поэзии питает между нами.

(«Послание И. М. Муравьеву-Апостолу», 1814–1815; с. 186)

Стихотворение «На развалинах замка в Швеции», несмотря на наличие в нем элементов других жанров (баллады, оды), является все же элегией, той ее разновидностью, которую можно назвать исторической медитативной элегией.

Созерцательность, мечтательность, задумчивость, уныние, грусть, разочарование, сомнение - слишком общие понятия, в особенности когда речь идет о лирической поэзии; они наполняются разным психологическим содержанием, получающим различную окраску в зависимости от индивидуальности поэта. Мечтательность, например у сентименталистов (вернее у эпигонов этого направления), нередко была напускная, дань моде, излишне слезливая. В лирике Жуковского и Батюшкова мечтательность выступает в новом качестве, сочетаясь с элегической грустью, проникнутая философическим раздумьем, - поэтическое состояние, которое им обоим присуще внутренне. «В произведениях этих писателей (Жуковского и Батюшкова, - К. Г.), - писал Белинский, - …языком поэзии заговорили уже не одни официальные восторги. но и такие страсти, чувства и стремления, источником которых были не отвлеченные идеалы, но человеческое сердце, человеческая душа» (10, 290–291).

И Жуковский и Батюшков многим были обязаны Карамзину и сентиментализму, а также и «Арзамасу». В их мечтательности было много общего, но было и различие. У первого она носит преимущественно созерцательный характер с мистической окраской. У второго - мечтательность не «заменяется», как предполагал Белинский (6, 293), а сочетается с задумчивостью, - выражаясь словами самого Батюшкова, «задумчивостью тихой и глубокой».

Батюшков писал и в прозе. Прозаические опыты Батюшкова отражают общий процесс поисков новых путей, стремление автора к жанровому многообразию (см. гл. 3).

Батюшков рассматривал свои прозаические опыты как «материал для поэзии». Он обращался к прозе главным образом для того, чтобы «писать хорошо в стихах».

Белинский невысоко ценил прозаические произведения Батюшкова, хотя отмечал их «хороший язык и слог» и видел в них «выражение мнений и понятий людей своего времени» (1, 167). В этом плане прозаические «опыты» Батюшкова оказали воздействие на становление стиля пушкинской прозы.

Велики заслуги Батюшкова в обогащении русского поэтического языка, культуры русского стиха. В споре о «старом» и «новом слоге», в этом центральном вопросе общественно-литературной борьбы эпохи, имеющем более широкое значение, нежели проблема языка литературы, Батюшков стоял на позициях карамзинистов. Главными достоинствами «стихотворного слога» поэт считал «движение, силу, ясность». В своем поэтическом творчестве он придерживался этих эстетических норм, в особенности последней - «ясности». По определению Белинского, он внес в русскую поэзию «правильный и чистый язык», «звучный и легкий стих», «пластицизм форм» (1, 165; 5, 551).

Белинский признавал «важное значение» Батюшкова для истории русской литературы, называл Батюшкова «одним из умнейших и образованнейших людей своего времени», говорил о нем как об «истинном поэте», одаренном от природы великим талантом. Тем не менее в общих суждениях о характере и содержании поэзии Батюшкова критик был излишне суров. Поэзия Батюшкова казалась Белинскому «узкой», излишне личной, бедной по содержанию с точки зрения ее социального звучания, выражения в ней национального духа: «Муза Батюшкова, вечно скитаясь под чужими небесами, не сорвала ни одного цветка на русской почве» (7, 432). Белинский никак не мог простить Батюшкову его увлечение «легкой поэзией» Парни (5, 551; 7, 128). В суждениях критика, возможно, сказалось и то обстоятельство, что он писал о Батюшкове как о предшественнике Пушкина, в связи с Пушкиным - и в оценках лирики Батюшкова критерием мог служить необъятный мир поэзии Пушкина.

Рано определился круг элегических дум Батюшкова. Он глубоко верил в силу изначальных «первых впечатлений», «первых свежих чувств» («Послание И. М. Муравьеву-Апостолу»), которым поэт не изменял в течение всей своей творческой жизни. Поэзия Батюшкова замыкается преимущественно кругом личностных переживаний, и в этом источник ее силы и слабости. На всем протяжении своего творческого пути поэт остался верен «чистой» лирике, ограничив ее содержание личной темой. Лишь Отечественная война 1812 г. дала взрыв патриотических настроений, и то ненадолго. К этому времени относится желание Батюшкова выйти из своего замкнутого мира излюбленных мотивов, расширить границы элегии, обогатить ее тематически опытом других жанров. Поиски шли в разных направлениях, но Батюшков достиг ощутимых результатов там, где не изменял своему природному дару поэта-элегика. Он создал новые разновидности жанра, которым было суждено в русской поэзии большое будущее. Таковы его элегии-послания и медитативные, философско-исторические элегии.

Раздумье, наряду с мечтательностью, всегда было свойственно внутреннему миру Батюшкова. С годами в его лирике раздумье «под бременем печали» все больше приобретает мрачный оттенок, слышатся «тоска сердечная», «душевная скорбь», все отчетливее звучат трагические ноты, и как бы своеобразным итогом раздумий поэта о жизни звучит одно из последних его стихотворений:

Ты знаешь, что изрек,

Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?

Рабом родится человек,

Рабом в могилу ляжет,

И смерть ему едва ли скажет,

Зачем он шел долиной чудной слез,

Страдал, рыдал, терпел, исчез.

(1824; с. 240)

При обозрении литературного наследия Батюшкова создается впечатление неполноты. Поэзия его глубока по содержанию и значимости, но она, по определению Белинского, «всегда нерешительна, всегда что-то хочет сказать и как будто не находит слов» (5, 551).

Батюшков успел высказать не много из того, что было заложено в его богато одаренной натуре. Что же помешало живущей в душе его поэзии зазвучать в полный голос? В стихотворениях Батюшкова нередко встречается горечь обиды на то, что он «безвестен» и «забыт». Но не менее отчетливо звучит в них и горькое признание в том, что вдохновение оставляет его: «Я чувствую, мой дар в поэзии погас…» («Воспоминание», 1815). Батюшков переживал глубокую внутреннюю драму, ускорившую наступление кризиса, и он умолк… Но то, что он успел свершить, давало ему полное право отождествить созданный им образ истинного поэта с самим собой:

Пускай свирепый рок по воле им играет,

Пускай незнаемый, без злата и честей,

С главой поникшею он бродит меж людей;

………………

Но музам и себе нигде не изменит.

В самом молчании он будет все пиит.

(«Послание И. М. Муравьеву-Апостолу», с. 187)

Значение Батюшкова не исчерпывается тем, что он был непосредственным предшественником Пушкина. Элегии, послания и другие стихотворения Батюшкова имеют самостоятельную и непреходящую эстетическую ценность. Они вошли в сокровищницу русской литературы, составив один из важнейших этапов развития русской лирической поэзии.

Основной мотив поэзии Батюшкова - это прославление эпикурейской мудрости жизни. С юношеским упоением воспевает поэт радости и веселие. Всего отчетливее эти настроения Батюшкова проявились в стихотворениях «Мои пенаты» (1814) и «Вакханка» (1815). Но эпикурейские мотивы составляли только одну сторону поэзии Батюшкова. У поэта рано стали появляться следы двойственности, противоречивости настроений. В своих элегиях («Тень друга», «Умирающий Тасс» и др.) Батюшков отдает дань и романтизму. Но и в них чувствуются стремление к естественности в изображении чувств и пластичность образов - черты, характеризующие поэзию Батюшкова как одного из предшественников Пушкина. В своеобразном преломлении темы и образы «легкой поэзии» в сочетании с мотивами гражданской лирики характеризуют творчество поэта-партизана Д. В. Давыдова, прославившегося своими застольными гусарскими песнями. Таковы были основные черты и тенденции развития русской литературы предпушкииской поры. В своей лицейской поэзии Пушкин выступает как талантливый преемник ее лучших традиций и как поэт-новатор. В стихотворении выражена идея о трагической участи поэтов в жизни, развивающаяся и в творчестве Жуковского. Не так, любезный друг, писатели богаты; Судьбой им не даны ни мраморные палаты, Ни истым золотом набиты сундуки: Лачужка под землей, высоки чердаки Вот пышны их дворцы, великолепны залы, Поэтов - хвалят все, питают - лишь журналы Катится мимо их Фортуны колесо; Родился наг и наг ступает в гроб Руссо; Камоэнс с нищими постелю разделяет; Костров на чердаке безвестно умирает, Руками чуждыми могиле предан он: Их жизнь - ряд горестей, гремящая слава - сон. Попутно осмеиваются бездарные стихотворцы из эпигонов классицизма.